Воспоминания о Светлане Голубевой, глава 1

<< страница 2 из 7 >>

В то время Света была моим всем, я ею восхищалась, с ее именем засыпала, с ее именем просыпалась. А ей всегда нравилось восхищение в свой адрес, когда за нею ходят хвостом, в рот смотрят. Она прекрасно осознавала свою особенность, и осознала это очень рано. Именно этим она многих своих сверстников цепляла. Подросткам обычно ведь нужен лидер, вожак, цельная личность, которая бы за собой повела. Светка была такой личностью. Никто из сверстников не мог соперничать с ней (даже в голову не приходило, числиться у нее во врагах никому не хотелось – обструкция с ее стороны была тотальной).

Сама же Света тянулась к общению со взрослыми и ей это очень хорошо удавалось. Кто еще мог проводить время в сестринской? Только Голубева. Там ее подкармливали бутербродиками, делали всякие поблажки и послабления в режиме. Взрослые легко принимали ее к себе, потому что с ней было не скучно. На все случаи жизни у нее имелось в запасе несметное количество анекдотов, шуточек всяких и выдумок. Она бесподобная рассказчица. Как–то зашла в гости на наше отделение, будучи уже выписанной с него, и все медсестры собрались на посту, чтобы послушать душераздирающее повествование о том, как Света ездила в Новосибирск к самому профессору Бутейко (он разработал специальную дыхательную гимнастику, спасающую от многих болезней и астмы в том числе), как он в мешках из под картошки хранит у себя дома письма от пациентов со всего света и даже не имеет времени их все прочитать, как жаловался на «падеж зубов» и грустно смотрел поверх Светы куда-то сквозь стену, видимо сокрушаясь о судьбе всех несчастных планеты Земля. Или же рассказывала о встрече с Костей Райкиным и впечатлениях от его концерта (он был один из ее кумиров, она подражала ему очень во многом, даже танцевала как он).

За нее всегда все тревожились. Да и трудно было остаться равнодушным, когда пятнадцатилетняя девочка прибегала в гости на родное отделение с мороза в резиновых сапогах, а то и кроссовках (причем не тех, которые есть сейчас, как раз для зимы, а в обычных совдеповских, демисезонных), свитере и легкой куртке, рассказывала о своих ночевках в аэропорту и лазаниях по стройкам. Чего ей не жилось дома – кто же знает, но думаю, что дело во многом было в ее ранней самостоятельности и тяге к приключениям.

Но я всегда чувствовала в этом Светином поведении какой-то надрыв, вызов что ли (жизни, смерти ли, кто теперь разберет). Было в этом что-то очень неправильное. И ни Сема, ни мама, ни тем более Яна (ее младшая сестра) никак не могли на это дело повлиять.

Тем своим поведением она мне сейчас уже очень напоминает Нику Турбину, которая так же с детства была выброшена во взрослую жизнь и мучалась в ней, и мучила, и искала, найдя, теряла, по дурости, глупости, из-за сложного характера все усложняла до невозможности, и была для всех и не была для себя, не дошла до себя (себя простой, а не исключительной). В чем-то вижу определенное сходство их судьбы и таланта.

Во многом больничная жизнь все эти впечатления Свете давала. Чего только мы не вытворяли в больнице! Чего только не натерпелись от нас наши медсестры, которые несмотря ни на что любили нас и добросовестно за нами ухаживали.

Как-то первого апреля Света подошла к нашим мальчикам и сказала, что медперсонал дал им задание вынести все кровати в холл (типа, их будут менять на новые). Ребята тут же стали перетаскивать этот металлолом. Невелико было удивление медсестер, когда на вопрос, чем они занимаются, ребята ответили, что перетащить эти кровати их попросила Голубева. Когда выяснилось, что это первоапрельская шутка, то по коридору мчался табун разгневанных подростков, а впереди планеты всей неслась Света запираться от мальчишек в туалете.