Воспоминания о Светлане Голубевой, глава 7

Глава 7: "Нет смысла в нотах, нету в звуках…"

"Время, когда это всё писалось – это было То время. Сейчас это другое время, и когда начинаешь во всё это погружаться, всё равно какой-то внутренний конфликт происходит. В то время это всё пелось, я пела, и мне было легче. То есть это было нужно мне, а раз это было нужно мне, то я могла ещё поверить, что это нужно людям. Мне сейчас это не нужно, это же не мое занятие – петь песни. Хотя они продолжают ещё писаться, но в основном в каких-то критических, депрессивных моментах, которые в жизни появляются, к счастью, всё реже".

Светлана Голубева, из ответов на записки
с выступления в музее-квартире А. Блока 20 марта 2004г.

К.А.Здесь К.А. и А.А. - Константин Арбенин и Александра Арбенина соответственно (см. главу 6): В то время пели свои песни в основном. Все сами сочиняли и много слушали друг друга, все друг в друга влюблялись. Это взаимообогощало, и творчество било ключами из всех. И действительно были настоящие открытия. Голубева, Сурганова – для меня это были открытия. Песни того периода и сейчас интересно слушать.

А.А.: Тогда, возраст такой был, когда все были друг в друге. Уже была накоплена какая-то база – «Аквариум», «Воскресение», Вероника Долина, Агузарова и прочее, но это уже было не актуально, интересовались только творчеством друг друга. Я вспоминаю, что, когда Света с Костей познакомилась, Костя пел свои песни без гитары и называл это супер-акустикой, и Света впитала все эти позвякивания, постукивания. У неё в песнях тут же разные звуки появились - пощёлкивания, изображение трубы. До знакомства с Костей этого не было. Света впитывала то, что ей нравилось. Она умела взять ото всех понемногу и всё это направить в свои песни. Например, долгое время в её вещах проскальзывала манера стихосложения, которую она впитала из творчества Долиной.

К.А.: Света Пугачёву часто слушала. Как раз, когда мы провожали Динку в Магадан, в аэропорту у Светки был плеер. Я спросил: «Что там такое?» Она, ничего не говоря, даёт мне слушать, а там Пугачёва поёт «Пришла и говорю». Я что угодно ожидал услышать, но не Пугачёву.

Многие её музыкальные пристрастия вообще меня ставили в тупик. Притом, что она сама писала такие тонкие стихи, такие песни изысканные и глубокие, она любила какую-то откровенную попсу. То есть, Пугачёва и Розенбаум – это самое лучшее из того, что она слушала. А были какие-то махровые попсовики, которых я и по именам не вспомню, это меня просто изумляло! Из зарубежной музыки она знала только Фредди Меркури, что, на мой взгляд, тоже не особо-то… Может быть, это я уже такой период застал, Саша вот говорит, что она и хорошие вещи когда-то слушала. И Долину слушала, и Левитанского читала. Но я очень хорошо запомнил, как однажды в нашем разговоре выяснилось, что Светка понятия не имеет, кто такие Мориссон и Кобейн. Это особенно странно, потому что, когда слушаешь её песни, возникает впечатление, что она обязательно должна быть в курсе всего этого, что все эти авторы, вся эта музыка где-то внутри неё существуют, причём не мёртвым грузом лежат, а питают собственное творчество. Вот, например, песня «Я хожу по крыше», которую я очень люблю и считаю несколько отличающейся от всего Светкиного творчества, - в ней, на мой взгляд, проскальзывают некоторые характерные музыкальные черточки группы «The Cranberries». Но при этом, я уверен, что она никаких «Cranberries» не знала. Хотя, возможно, слышала. Не может быть, чтобы она не имела никакого понятия об этом! У человека, который слушает только Пугачеву и Меркури, навряд ли могли появляться такие удивительные песни!