Воспоминания о Светлане Голубевой, глава 5

Глава 5: "Это уже не проза…"

"У меня был очень талантливый отец. Он в творческом плане, мне кажется, мог всё: прекрасно, самоучка, играл на рояле, писал потрясающие стихи, больше всего на свете любил меня, и поэтому я такая получилась. И ещё у меня мама оперная певица. Это я не в неё. То есть у меня всё плохо с голосом. Ну не так хорошо как у неё, то есть не оперный, конечно", - Светлана Голубева, из ответов на записки с выступления в лектории Зоопарка 22 октября 2000г.

"Света как-то умудрилась закончить с золотой медалью музыкальную школу по классу фортепьяно, – вспоминает Евгения Венлиг, – но я до сих пор не понимаю, как ей это удалось, если с 12-ти лет она валялась по больницам!? Ещё она рассказывала, как здорово её папа танцевал степ, и она тоже всё ходила и чечётку отбивать пыталась – местами у неё это даже здорово получалось. Большим авторитетом, не только в творчестве, но в том числе и в нём, для Светы был старший брат. Сёма замечательно играл на гитаре и совершенно бархатным голосом выразительно пел бардовские песни (не помню точно, но может и сам тоже писал что-то). Так, многие вещи мы тогда со Светкой пели с его подачи. Помню, как-то он пришел, расхвалил новую пластинку Розенбаума, спел «По снегу, летящему с неба», после чего мы со Светкой месяц, если не больше, слушали только эту пластику Розенбаума и пели всякие песни с неё. Светка ведь Сёме старалась во всём подражать, потому и ему большое спасибо за то, что в итоге она стала играть и петь.

В больнице были Камбурова, Окуджава. Ну, а в дальнейшем, конечно, Цветаева, Ахматова… Цветаева и Ахматова разные, вот и Света тоже разная. Она такая: и по-мужски, и по-женски, и пожалеть, и ударить. У неё не залежится ни за тем, ни за другим.

Был Дольский. В Колпино у нас подруга живёт. Ой! Слово «подруга» не употреблялось тогда, это было табу! Какая ещё подруга – ДРУГ! И друг наш, Таня, жила в Колпино (мы с ней тоже в больнице познакомились). Выступал Дольский. Танюша нас пригласила, купила билеты, мы пошли. Он сидел в каком-то затрапезном ДК, но от этого смотрелся ещё более экзотично: трубу изображал, модуляции всякие голосом, примочки губами, руками, струнами, грифами, деками. Опять же, если взять контекст, то у Дольского очень интересные обыгрыши ситуаций, они на грани драмы, на грани фола по исполнению и по передаче. И Света это впитала.

Потом была Долина, Вероника. Мы ходили на неё в ДК Железнодоржников. И опять с подачи Татьяны - она была нашим добрым гением (даже когда мы со Светкой ссорились, то Танюша выступала таким миротворцем, которому позавидовала бы Организация Объединенных Наций). Была у нас одна пластинка Долиной, заслушанная до дыр. Долина ещё тогда была такая худенькая и издали походила на какого-то пушистого зверька. От неё веяло такой дикой романтикой, хотя она пела про кастрюли всякие. Какое-то в ней очарование было, очень нам близкое – в чем-то драматичное, в чем-то даже и с юмором (я бы даже сказала, с сарказмом). Были такие образы и чувства… Например, в песне её «Мой дом летает», есть такие строчки: «мне что-то стало трудно дышать». А нам это так понятно, так созвучно – пели эту песню в первую очередь… Вообще, была у нас такая особенность - мы песнями объяснялись. Споёшь друг другу песню, и всё сказано, не надо больше сотрясать воздух. …Долина заразила нас не слезоточивостью, а именно той здоровой сентиментальностью, которая превратила и нас в лирических героинь... В Светином репертуаре были «Как ваша светлость поживает?», «Когда б мы жили без затей», «Эта книга...», «А хочешь, я выучусь шить», и особой статьей шла песня «Да, вы не подадите мне руки». От Долиной у Светки в стихосложении очень долго что-то проскальзывало.